Кто и где согревает кировских бомжей

Сплавная, 29, Кировский комплексный социальный центр по оказанию помощи лицам без определенного места жительства и занятий. Невысокое кирпичное здание с зеленой вывеской, с порога раскрывающее свою бюджетную сущность. Пока директор занят, меня по крашеной коричневой лестнице с тонкими перилами проводят в библиотеку на втором этаже, там дедушка на деревянном стуле смотрит новости по большому телевизору.

Поняв, что пришли журналисты, он незаметно покидает комнату. Большая часть полок забита книгами, но на одной стоят яркие бумажные иконы. «Здесь у каждого своя история...» - появляется замдиректора, ведя седобородого мужчину, потерявшего паспорт года 3-4 назад.

«Зачем мне психолог, я нормальный»

«Очень приятно, Анатолий. Отчество? А зачем? Анатолий Викторович я. 18 лет работал на Севере, в одной из поездок потерял паспорт и не восстанавливал его до сих пор, потому что ездил с места на место... Да и не до этого как-то было... До этого центра жил на улице... под кустиком. В холода не оставался без крыши над головой, удавалось находить место или работу», - отрывочно рассказывает мужчина в трикотажном свитере с надписью Gucci.

Разговаривая с ним, понимаю: передо мной человек старой закалки. Спрашиваю, есть ли у него здесь друзья, приходит ли психолог. «Какие друзья? Просто лежим в одной палате. Дружат с детства до конца жизни, а здесь просто знакомые... Здесь нормально... Психологи приходили, но не ко мне, я-то нормальный».

Объясняя, почему все сложилось именно так, легко улыбается, пожимая плечами: «Просто нашла коса на камень, и полетела душа в рай... Бывает так... Когда сделают паспорт, я здесь бы остался. А что, я не употребляю... Да и куда мне зимой идти?»

После просьбы сделать снимок лоб прорезает складка сомнения: «Лицом я не вышел... Это же сколько кадров вы на меня истратили? Всю пленку, наверное!..»

«Я существо мыслящее»

«Гоша» - «Просто Гоша? Здесь не любят отчества?» - «А зачем? - лукаво отвечает мужчина в вельветовых брюках. - Здесь такой контингент, много сидельцев. Не до отчеств».

«Я вообще здесь недавно, - без перехода начинает он как человек, всегда бывший душой компании. - Так что нюансов не знаю. Здесь неплохо, но если сравнивать с домом, то близко не стояло. Я дома что хочу, то и ворочу, а здесь свои правила, которые надо соблюдать. Они не строгие, нет, просто они есть. Вовремя обедать, вовремя завтракать. Вовремя вставать и ложиться, где попало не курить, а водку вообще не пить».

Говорить с Гошей оказалось легко, и я спрашиваю, как он дошел до жизни такой. «У всех свои причины оказаться здесь... - не сразу отвечает мужчина. - Сидельцы ведь часто выходят, а идти-то им некуда... Вообще здесь люди из разных мест, не только из Кировской области. Я сам родился на Украине, жил в Прибалтике, Казахстане, доживаю здесь. Где моя Родина? Как ее найти?» - «Вы человек мира», - улыбаюсь я. «Моя родина - Земля, - смеется он, но сразу же становится серьезным. - Я ее не делю на ваших и наших, полтора на два на всех хватит...».

«...На улице я жил совсем недолго, пока не расселили мое общежитие. Потоп был, а потом и эту крышу над головой разрушили. Все сравняли с землей, хотя рядом развалины стоят до сих пор. А в общежитии сделали бы косметический ремонт, и снова можно жить... Но ведь ломать не строить. Обидно... - с горькой усмешкой отмахивается он. - Без паспорта я с 2008 года. Сначала жена умерла, потом я на ноги упал, два месяца в общаге провалялся, на «скорой» увезли, на ней же и вернули. Никакого тебе диагноза, ничего мне не сказали... а я ведь существо мыслящее все-таки, не обезьяна же... Хорошо врачи у нас работают, слов нет. Не для всех у нас медицина... Ведь если чуть пожил на улице - все, тебя за человека и не считают. Потом зрение стало подводить: один раз вышел на улицу, а Луны четыре, хотя даже на пьяную голову их только две...»

Нищенствовать - не воровать

Гоша охотно делится подробностями жизни центра для бомжей. «У кого бумаги есть, те устраиваются работать. Зарабатывают, покупают, сами готовят, кушают. Я пытался милостыню просить, нищенствовать - это не зазорно. Это не воровать. Два года последний раз сидел у церкви, а мне в ухо там зарядили, потому что я не свой там... Здесь книжки, телевизор, что еще нужно?.. Шашками - шахматами кто будет заморачиваться?..» - хихикает он.

Когда будет готово временное удостоверение личности, Гошу поставят в очередь на операцию. «Если откроются глаза, уйду отсюда, работать буду и снимать комнатушку. Если не откроются - все, на группу (инвалидности - прим.). Свое жилье даже пытаться вернуть не буду, это бесполезно... - зло и обреченно усмехается Гоша. - Чего себе нервы трепать? Мне не 20 лет, чтобы все сначала начинать».

Сфотографировав не различавшего фотоаппарат, но смотрящего точно в объектив мужчину, иду вниз, намереваясь найти директора Владимира Змеева. Меня тормозят: в учреждении обед, придется подождать. В слабо освещенном коридоре женщина в халате и рабочей безрукавке рассказывает, как жильцы приходят и просят гуманитарного хлеба (по состоянию здоровья работают не все - прим.), но где же его взять больше?..

Чуть позднее, попав из эдакой советской больницы в полный солнечного света и тепла неплохо отремонтированный кабинет директора, я слышу: «Из тех, кто ушел отсюда, процентов 20-30 возвращаются, потеряв снова работу и жилье. К сожалению, не у всех получается адаптироваться. Если их не взяли обратно в семью, не определили в дом-интернат, образ жизни, конечно, сделает свое дело».

На Сплавной живут 50 бомжей, их обслуживают 29 сотрудников центра. «В плане финансирования мы не обижены, - уверяет Владимир Николаевич. - Гуманитарную помощь нам выделяют как фирмы, так и отдельные люди. Обувь недавно отдали невостребованную, кулинария выпечку остывшую предоставляет. Мы очень благодарны им, а ведь некоторые встают в позу, мол, вы «неформат»: Были бы дети или инвалиды, тогда да...»

Жестикулируя над беспроводной клавиатурой, глава центра помощи объясняет: «Мы должны человека с улицы изъять и вернуть в нормальную жизнь. Мы помогаем трудоустроиться, найти жилье, пожилым - попасть в дома-интернаты. Сначала, конечно, люди приходят страшненькие, оборванные, запустившие себя, но здесь все дезинфицируется. Мы человека моем, кормим, поим, разговариваем с ним как с человеком».

Вечный цейтнот заставляет меня откланяться: на бегу говорю, что Анатолий и Гоша уже ждут свои фото, и прощаюсь. Проезжая по улочкам, заполненным деревянными домиками, воспроизвожу в голове слова моего почти незрячего собеседника:

«Будущее неяркое, но надежда есть, ей и живем... Выйду отсюда - съезжу в Казахстан, 20 лет родственников не видел. Рановато сдаваться, попыхтим маленько... Но поддержка нам нужна. Падать легко, а подниматься одному тяжеловато...»