Эстафета брошенных: адвокат Пленкиной поделилась мнением о деле

— Я защищала педофилов, насильников, убийц молодоженов, в подобных ситуациях, — пояснила она. — Я настолько устала, что моё имя в прессе, интернете связывают с этими лицами. Конечно, мне приходится всех защищать, и я добросовестно выполняю свои обязанности. Выпадает на мои смены, и адвокатская палата направляет — я не могу отказаться. Но ведь я сама мать, у меня тоже есть личная гражданская позиция. 

— Почему сегодня во время процесса произошла смена ходатайства со 105 на 109 статью? 

— Всегда приходится сочетать позицию подзащитного с наиболее смягчающими вину обстоятельствами, которые может учесть суд. Я подтвердила, что да — она объективную сторону признаёт, но смерти ребёнку не желала. Если заявить, что подзащитная совсем не признаёт вину, это ее усугубит. Но раз уж тут суд нашел разногласия в моем выступлении с мнением Марии, пришлось вернуться к тому, что было на самом деле.

По утверждению Пленкиной, что она не желала смерти дочери, это действительно 109-я статья. Но у меня нет уверенности, что суд признает убийство по неосторожности, то есть когда человек не мог предугадать последствий своих действий. Оставить ребёнку пакет йогурта на восемь дней — как это объяснить? Она-то это объясняет неосторожностью, а я-то юридически грамотный человек, понимаю, что настаивать на этом сложно. Прокурорам проще: предложил наказание по максимуму, а дальше пусть суд смягчает.

Я не думаю, что для исправления Марии Пленкиной нужно 10, 13 или 100 лет. Думаю, она уже сейчас все осознала, и лет 5-6 было бы достаточно. С другой стороны, закон есть закон: человеческая жизнь загублена.

— Да еще таким страшным способом...

— Вы представьте: она родила в 18 лет и три месяца. Материнские хлопоты за новорожденным ребенком — это понятно. Дальше ещё труднее возраст, когда в 2-3 года ребенок везде лезет, всё хватает и пробует. Надо и за ним уследить, и приготовить, и прибрать. В работе матери это занимает от 12 до 15 часов. Мария была к этому не готова. Да, она признана дееспособной, но в ней столько детской, подростковой инфантильности... Она не догуляла, а собственная мать не научила её трудиться.

Знаете, сколько раз Мария меня просила позвонить её матери, передавала письма в каждой строчке по два раза: мама, мама... А мать всего один-единственный раз написала ей за 11 месяцев, пока дочь под арестом. Я уговорила. Ни разу она не поинтересовалась, как дочь себя чувствует, что у неё со здоровем, надо ли чего.

— По сути тоже ее бросила?

— Да. Я в этой ситуации не понимаю ее мать. Конечно, она потеряла внучку, которой, честно говоря, не особо была рада. Но сейчас теряет и дочь! На суд она пришла сегодня первый раз, и то по указанию прокурора. Может, я жестоко скажу, но по-моему, старшей ни дочь, ни внучка не нужны были. Да, малышку не вернешь, но ведь дочь единственная уходит, возможно, на десятилетия. Казалось бы, ты приди, посмотри, поддержи, напиши... Но нет желания. Вот в таких условиях Мария и выросла, как я понимаю. Ни стирать, ни готовить, ни ухаживать за ребенком её не учили; ни материнской любви, ни отношений. Насколько я знаю, один раз ее мать оставалась с Кристиной, а потом на все просьбы отвечала: «Ты рожала, и занимайся». И в руки не брала внучку: «Она такая маленькая, я боюсь». Практически не приходила к ним в гости, переехав в общежитие.

— В общем, яблоко от яблоньки...

— Вот как раз Мария могла стать другой. Она хотела создать счастливую семью: мама, папа, ребенок. А оказалось, ничего нет, она наедине со всеми своими проблемами. Она не шла домой не из-за того, что ждала, пока Кристина там умрет, а боялась возвращаться во всю эту рутину: мыть, прибираться, стирать, тереть и все по новой. А тут ребенок еще тормошит, спать не дает. Просыпаешься с лентяйкой в руках и засыпаешь при стирке. Она просто не выдержала.

Ребенок для нее действительно был желанный, и я думаю, что любимый: каких только игрушек у Кристины не было! И в развлекательные центры она её водила... Ведь выносила, родила, воспитывала. Значит, хотела растить.

— Но ведь бывает, что и новорожденных убивают?

— Как правило, такое бывает, когда женщина хочет скрыть пережитую беременность. Я действительно считаю, что в какой-то момент Мария перегрузилась и сломалась. Это как раз та угнетающая ситуация, когда накапливается нарастающая усталось, как усталость металла со временем. Она копилась три года при отсутствии поддержки окружающих, а в итоге вылилась в трагедию.

Все свидетели на заседаниях суда говорили, что она доброжелательная, всегда придет на помощь. Она говорит: «Я любила Кристину, я хотела дочь, я ей жила». Прокурор считает, что Мария обманывала окружающих, когда посты в соцсетях о дочери размещала, созванивалась про отмечание её дня рождения, а я верю, она до конца надеялась: придёт домой, а ребёнок живой.

— После недели без еды и воды?!

— Это мы с вами понимаем. А она, может быть, не была на сто процентов уверена, но надеялась. Говорит: «Я каждый день хотела вернуться к дочери». А сама искала разные возможности, чтобы домой не возвращаться. Мол, побегу туда — не возьмут ли на работу, схожу сюда, помогу подруге вещи на квартиру перевезти... Понимаете? Искала для себя оправдания в деятельной форме: некогда. Она не думает, что сегодня уже третий или пятый день, а отдает предпочтение тому занятию, которое меньше угнетает.

К Кристине она бы побежала, но боялась возвращаться к постоянным домашним хлопотам: тут подмыть, тут постирать, тут развлечь, готовить, кормить... Что тут скажешь? Ребенок. Глупый ребенок.

Я лично ее не оправдываю, но она оказалась в такой ситуации, что не каждая взрослая женщина справится. Без средств к существованию. Мать у неё работает оператором растворо-бетонного узла, ей платить за общежитие, за бензин для машины — много ли на себя останется? А на помощь дочери? С квартиры съехала — стирать, убирать, слышать детские крики не надо. Могу предположить, что с дочерью были конфликты, когда одна бьётся по 14 часов в день, а другая, условно говоря, лежит на диване и не хочет ребенка на десять минут в руки взять.

— Однако теперь проходит потерпевшей по делу.

— А кто еще? Родственников у Кристины больше нет, отец опять в тюрьме сидит. По закону мать Пленкиной не привлечешь. Но по-человечески... Будь рядом с Марией хоть один близкий человек, Кристина могла остаться жива.