Адвокат: «Обвинение Быкова основано на слове против слова, уловках и манипуляциях»

Больше года в Первомайском райсуде рассматривается дело экс-градоначальника и бывшего спикера регионального парламента Владимира Быкова. Он является фигурантом сразу нескольких уголовных дел: «Электронного проездного», дела о «печном топливе» в АТП и делу «парка Победы», материалы дела бывшего чиновника заняли 70 томов. В суд дело было передано 1 декабря 2020 года.

Процесс, судя по всему, приближается к завершению. Адвокат бывшего чиновника Александр Фомин поделился своим видением перспектив дела и того, почему и как оно было иницитировано.

- Александр Николаевич, дело Владмира Быкова близится к завершению, как вы оцениваете перспективы и достаточность доказательств?

- Анализировать доказательства я не могу, поскольку суд может сделать вполне справедливое замечание, однако о некоторых системных проблемах расскажу.

Получив более чем двухлетний кировский опыт защитника по делу Владимира Васильевича Быкова, прихожу к мысли о том, что правовое пространство Кирова используется определенными структурами для обкатки незаконных методов добычи обвинительных доказательств.

Быкова обвиняют в совершении должностных преступлений. Фундамент обвинения воздвигнут на искаженной информации. Итогом этого является фальсификация общественного сознания и за это следует наказывать строже, чем за фальшивомонетничество.

Те доказательства, при помощи которых Быкова хотят засудить, Европейский суд по правам человека назвал уловками и манипуляциями. Думаю, читатель со мной согласится и вот почему.

Помните, с какой с помпой было обставлено возбуждение уголовного дела в отношении бывшего главы города? Я бы эту операцию окрестил: «шок и трепет». Автобус вооруженных людей в масках останавливает машину Быкова: задержание, обыск, изъятие спиртных напитков из дома Быкова, видимо, чтобы не бегать ночью в магазин в день похорон этого дела. Потом репортажи, показ Быкова в кабинете следователя, затем за решеткой. Ура, мы его взяли!

Замечу, Быков  – это не Антибиотик с вооруженной до зубов охраной. Его можно было вызывать повесткой, и он бы молчаливо и законопослушно явился в кабинет следователя, без «маски-шоу». Они уже в таких случаях – правило плохого тона.

Умудренный боевым опытом генерал не затрепетал от этого шока и взирал на происходящее философски, памятуя, что смеется тот, кто стреляет первым.

Недели через три после победных репортажей от следствия мне пришел сигнал, что им требуется «царица доказательств», то есть признание Быкова.

Следователь сказал, что они работают на «давальческом сырье». В данном контексте это то, что поступило от органа оперативного сопровождения, и в случае непокорности «накопают» еще много всего. Уже тогда в этом торге я спиной почувствовал, что у следствия ничего серьёзного из доказательств нет.

Ведь домогаться признаний обвиняемого - это последнее дело для следователя и явный признак отсутствия необходимых доказательств. Когда же ознакомился с материалами дела, то и вовсе ужаснулся от того, чего же сотрудники «давальческой организации» надавали послушному следствию.

Силовики пытались добыть доказательство путем провоцирования Быкова на нужные для следствия высказывания при помощи «подсадной утки». Сразу замечу, что для достижения оперативных целей такой метод и применяется, но, чтобы признать его доказательством? Это уже за гранью представлений о праве, как искусстве возможного. Хотя в республике Верхняя Вольта до сих пор популярно, говорят.

Уже небезызвестного Медовикова обвешали специальной аппаратурой под его кафтаном и привезли на машине к дому Быкова. Ставилась задача спровоцировать Владимира Васильевича на возврат якобы полученных денег. Медовиков в диалоге с Быковым даже просил у него в долг деньги, лишь бы заполучить хоть какую-то сумму с целью задокументировать этот факт и создать то, что хотелось именовать доказательством.

Недоуменный Быков его спросил: «Ты визит ко мне согласовал с ФСБ?», на что человек со сладкой фамилией взволнованно захихикал и неуклюже перевел разговор на шутку.

Разумеется, Быков ничего не вернул, потому что, как он сказал на суде: «Я ничего не брал, а возвратить можно лишь то, что брал». Провокация под кодовым названием «Возврат» бесславно провалилась в самом начале своего обречённого пути.

Несмотря на провал, неудавшийся продукт оперативной жизнедеятельности фигурирует в деле, как обвинительное доказательство. Конечно, это абсолютная наивность, в основе которой лежит незнание элементарных принципов процессуального закона.

Объясняю, почему: во-первых, Европейский суд по правам человека по аналогичному делу давно развеял все сомнения, указав, что право человека хранить молчание и не свидетельствовать против себя считается подорванным, если власти государства используют уловки для получения признания. Провокация с тайной записью это и есть та самая уловка!

Во-вторых, российские суды также эти негласные аудиозаписи исключают из числа доказательств по вышеуказанным основаниям.

Такая же печальная картина для обвинения с так называемыми «досудебщиками», лицами, заключившими досудебное соглашение о сотрудничестве. По условиям соглашения они должны дать показания на Быкова, в этом случае им самим наказание будет снижено за совершенное преступление. Такая своеобразная милость под условием.

Европейский суд по правам человека такую конструкцию обвинения уничижительно квалифицировал, как «манипуляции, несовместимые с понятием справедливого процесса».

- Почему показаниям и действиям бывшего депутата Кировской гордумы Сергея Медовикова такая безграничная вера?

- От безысходности, от отсутствия доказательств. Понятно, что в другой ситуации с ним бы так не церемонились. Судите сами: от уголовной ответственности за тяжкое преступление его освободили. И это при том, что Медовиков не отрицал, что присвоил похищенные 2,6 миллиона рублей. От возмещения ущерба его также молчаливо пока освободили, ущерб выплачивают все, но только не Медовиков. Обнаруживается странная индульгенция на противозаконных основаниях, я бы сказал, что это сотрудничество с несправедливостью во имя достижения неправых целей.

Открываем Википедию, читаем: индульгенция – это освобождение от кары за грехи, в которых грешник уже покаялся и вина за которые прощена в таинстве исповеди.

По сведениям из осведомленного источника, на тайной вечере во время исповеди в сумраке кабинета с зарешеченными окнами Медовикову вполне определенно намекнули, что на нем цепочка замыкается, за спиной уголовная ответственность за соучастие в хищениях, мошенничество в особо крупном размере. Выход только один - продолжение цепочки. На кого продолжить, вежливо указали.

Теперь уже стало ясно, что всё сходится: Медовиков – это пешка в многоходовой комбинации, цель которой — Владимир Быков.

Для думающего человека совершенно ясно: действия людей – лучший переводчик их мыслей.

Что имеем в сухом остатке из более чем 70 томов уголовного дела?

Обвинение основано на принципе «слово против слова»: заинтересованный Медовиков утверждает, Быков отвергает. Все остальные доказательства – слухи свидетелей о том, что им говорил Медовиков.

Я далек от мысли, чтобы дискредитировать следствие. Работа проделана большая, бумаги изведено много, результат чутошный.

- Ваше мнение, какова позиция прокуратуры в сложившейся системе правовых координат?

- Я думаю, что она выжидает до последнего. Хотя, точка возврата не пройдена и у прокурора всегда есть аварийный выход: это отказ от обвинения в суде. Мой опыт, однако, подсказывает, что в таких случаях самоуверенность системы запрограммирована на обвинение любой ценой.

Один пример: чтобы поддержать спадающие штаны с неубедительных показаний Медовикова и придать им хоть какую-то весомость, следователь его пропустил через полиграф (так называемый детектор лжи). Этакий шаманизм от закона. Психолог задает вопрос: «Вас зовут Петя или Миша, вы на завтрак ели овсянку или омлет», а потом на основе реакций организма в виде учащенного пульса и иных физиологических показателей делает неожиданный вывод, говорит он правду или ложь.

Верховный суд РФ дал неоднократные указания о том, что полиграф доказательством не является, право оценивать показания свидетеля дано только суду. Защита далека от наивной мысли, что это может всерьез рассматриваться в этом деле, как доказательство. Попытки спрятать свои уловки и манипуляции в подобном мусоре обнаруживает желание обвинения посадить Владимира Быкова любой ценой, с использованием недопустимых доказательств.

- Эпизод по земле за парком Победы почти завершен, что можете сказать в итоге?

- Думаю, это особая страница в истории новейшего отечественного правосудия. Не припомню ни единого случая, чтобы на современном Российском правовом пространстве председателя депутатского собрания судили за решение коллективного органа.

По сути дела - это возрождение давно осужденной и преданной забвению теории «объективного вменения» сталинского Генерального прокурора А.Я. Вышинского. Эта теория использовалась в целях репрессий и допускала привлечение человека к уголовной ответственности без установления его вины. Сейчас она у нас запрещена законом.

Быкова следствие обвинило в том, что он «давал указания, обязательные по службе». Защита полагает, что это обвинение, очень дипломатично выражаясь, несуразное. Объясняю, почему.

Как Глава города может руководить, не давая указаний, обязательных по службе? Ведь противоправные указания не могут быть обязательными по службе.

В нашем случае указания делятся на законные и незаконные. Поэтому следует сказать, были ли указания незаконными, то есть противоправными. Если да, то какому закону и, в какой части не соответствуют, в чем их противоправность. Этого нет!

На первый взгляд - это элементарное непонимание закона, ведущее к правовой неопределенности. Но, это только на первый взгляд. В Следственном Комитете понимают закон, но в деле Быкова – по своему.

И, наконец, немаловажный вопрос: кто впредь пойдет в руководители, если сажают за то, что он дает законные указания?

Напомню, что депутаты Кировской городской Думы проголосовали «за» изменение зоны земельного участка, которая разрешала жилищное строительство. Представитель прокуратуры присутствовал на заседании Думы, и никакого протеста по этому поводу не последовало. Следовательно, легитимных правовых оснований для возбуждения уголовного дела по земле за парком Победы попросту не было.

- Ваше мнение, почему такое стало возможным?

- По опыту работы в Генеральной прокуратуре могу сказать, что многое зависит от уровня следователя. Следователи делятся на два типа: исследователь и «бумагооформитель. Первый является руководителем и организатором расследования, оперативники из смежных ведомств у него в подчинении и выполняют его указания.

Во втором случае ведомым выступает следователь, а опера в его кабинете вальяжно курят сигару и руководят процессом.

В этом случае удел следователя - послушно стучать пальцами по клавиатуре и оформлять материалы «давальческого сырья».

Дальновидный следователь подвергает поступающую информацию глубокому анализу на основе здорового сомнения, чтобы не оказаться в роли щуки с заглоченной блесной. «Давальщики» гарантированно выйдут «сухими из воды». А из воды надо выходить чистыми, а не сухими.

В итоге, конструкция этого дела стоит на незаконных опорах – это уловки и манипуляции. Заметьте, это не выдумка адвоката, а мнение судебных инстанций высокого ранга. Вот почему я говорю о попытке создать кировскую законность в отличие от российской.

Что касаемо попытки объективного вменения, то есть привлечение к уголовной ответственности председателя собрания за коллективное решение этого органа, то это основание для особого правового изумления.

В пору своей следственной молодости я принимал участие в итоговом совещании следователей прокуратуры Московской области. Прокурор области, Б.П. Наместников, любил образные сравнения. Распекая следователя – бумагооформителя, он воскликнул на трибуне: «Да простит меня суд, но не смейте его унижать. Бросаете на стол свое сырое дело, как кучу навоза, а он, как петух, должен его разгребать и выискивать зёрна истины».

Известный римский юрист Равилла, выступая в суде по сложным делам, на которые не было простого ответа, вопрошал: кому это выгодно? Поживем, увидим.